На изображении квадратного формата мы видим девушку в полный рост, она сидит в позе лотоса и держит перед собой плакат, на котором мы видим надпись: «от уязвимости — к протесту, #инвапротест», последняя фраза и хэштэг выделены красным шрифтом, когда сама фотография девушки черно-белая.
За ней так же мы можем видеть цветной фон — градиент, переходящий от фиолетового к ярко-оранжевому.
На девушке тёмная клетчатая рубашка с длинным рукавом, она не застегнута и из-под неё видно белую футболку. На девушке тёмные джинсы и чёрные носки со светлой частью на пальцах. У девушки тёмные коротко стриженные волосы, слегка приподнятые вверх. На её лице очки круглой формы, у неё тёмные широкие брови, которые подчёркивают крупные глаза. В её лице читается решимость.
На моем плакате написано — от уязвимости к протесту. Сейчас для меня это — ключевой момент, когда я думаю о нас, женщинах с инвалидностью. Потому что — да, все женщины уязвимы, это так; всем женщинам так или иначе продавливали и внушали мысль, что им нужно «терпеть» своих насильников, это так; но у женщин с инвалидностью на эту социализацию накладываются и другие факторы.
А если вдруг нужна, то «нужно ценить!» Должны терпеть и потому, что часто женщины с инвалидностью находятся в самой прямой, физической зависимости от абьюзера — он/она еще и сиделка. Ведь в РФ нет сопровождаемого проживания, а значит — чувство вины и стыда за то, что ты — «обуза», затыкает нам рот, если над нами совершается насилие. Как уйти от того, кто ежедневно обеспечивает тебе самые бытовые вещи типа сходить в туалет и переодеться? Куда уйти? Это выученная беспомощность, увеличенная десятикратно.
На изображении квадратного формата мы видим девушку, которая закрывает лицо плакатом с надписью: «от уязвимости – к протесту, #инвапротест», последняя фраза и хэштэг выделены красным шрифтом, когда сама фотография девушки черно-белая.
За ней так же мы можем видеть цветной фон в виде градиента переходящий от фиолетового к ярко-оранжевому.
На фотографии девушку видно не полностью, а только лишь по пояс, но можно увидеть, что она сидит в позе лотоса. На ней тёмная клетчатая рубашка с длинным рукавом, она не застегнута и из-под нее видно белую футболку, на девушке темные джинсы, на которых виден ремень с тяжелый бляшкой и цепью. Над плакатом видно часть прически девушки, у нее коротко стриженные волосы, слегка приподнятые вверх
И здесь может возникнуть, должна возникнуть мысль — а разве со мной можно так? Нет, со мной так нельзя. Когда отступать дальше некуда, ты сопротивляешься. Так возникает протест. Мы протягиваем руку всем женщинам с инвалидностью, решившимся защищать себя и свои права.
На изображении мы видим женщину, которая держит в руках плакат с надписью: «я не невидима #инвапротест». Фотография девушки чёрно-белая, а фон за ней цветной — градиент, переходящий от фиолетового к ярко-оранжевому.
У женщины прямые тёмные волосы до плеч и чёлка. У неё широкие брови и нос, на веках отпечатки от чёрного маркера в виде треугольников, один на левом и два на правом. Её губы среднего размера, у верхней губы острые уголки, а нижняя более полная. У женщины острые скулы и крепкий подбородок. В выражении её лица можно прочитать боевой настрой. На ней надета черная толстовка с капюшоном, из-под которой виднеется серое платье. На ногах девушки носочки в полоску с узором и чёрной окантовкой.
Женщина сидит полубоком на ковре, согнув левую ногу под себя, а правую вытянув вперед.
Я — женщина с невидимой инвалидностью. У меня третья группа, врожденная аномалия развития позвоночника. На плакате я хотела отразить себя и таких же, как я — женщин без видимых признаков инвалидности.
По мне прошлось лишь эмоциональное насилие со стороны близких. Этот вид насилия, как и моя инвалидность, невидим. Многие считают, что нормально издеваться над своими детьми, допускать жестокие высказывания по отношению к ним, обзывать.
Из видимых признаков моей инвалидности я могу показать лишь свои недоразвитые ноги, голени без мышц и 32 размер ноги. Поэтому я сфотографировалась именно так — моя бабушка с самого детства мне говорила, что с такими ножками вряд ли кто-то меня полюбит. Папа любил глумиться над моим недержанием и называл зассыхой. Это сильно изувечило меня, ударило по самооценке и сексуальности.
Долгое время я боролась за право на «нормальную жизнь», что означало встраивание в патриархальный шаблон: появление отношений со «здоровым», мимикрия в обществе и отрицание своей инвалидности. Благодаря феминизму я вырвалась из этой токсичной схемы и осознала свою бисексуальность и полиаморность. Я не хочу замуж, обожаю своих подруг с инвой и горжусь тем, какая я есть. Я больше не невидима.
На изображении мы видим женщину, которая держит в руках плакат с надписью: «я не невидима #инвапротест». Фотография девушки чёрно-белая, а фон за ней цветной — градиент, переходящий от фиолетового к ярко-оранжевому.
У женщины прямые тёмные волосы до плеч и чёлка. У неё широкие брови и нос, на веках отпечатки от чёрного маркера в виде треугольников, один на левом и два на правом. Её губы среднего размера, у верхней губы острые уголки, а нижняя более полная. У женщины острые скулы и крепкий подбородок. В выражении её лица можно прочитать боевой настрой. На ней надета черная толстовка с капюшоном, из-под которой виднеется серое платье. На ногах девушки носочки в полоску с узором и чёрной окантовкой. У неё крепкие бедра, немного разные колени и тонкие прямые голени. Женщина невысокого роста.
Она держит перед собой плакат и стоит, чуть выставив правую ногу вперёд.
На изображении мы видим женщину в инвалидной электроколяске, женщина сидит спиной к нам и слева в вытянутой руке держит плакат с надписью: "жестокость тишиной прикроют #инвапротест". Буквы на плакате очерчены красным маркером и имитируют потеки крови. Фотография черно-белая, а фон за женщиной цветной — градиент, переходящий от фиолетового к ярко-оранжевому.
У неё густые длинные тёмные волосы, уложенные на левую сторону. На женщине белая рубашка, рукава которойй закатаны по локоть.
Моя надпись на плакате звучит так: «Жестокость тишиной прикроют». Это строчка из знаменитой песни the Cranberries — Zombie. Она очень точно описывает положение многих женщин, заключенных в тюрьме своих насильников, своих страхов и своего тела. Мы, женщины на колясках, чаще всего не можем сами управлять своим передвижением, а еще чаще и своим телом, поэтому отпор насильнику дать невозможно.
Всю свою жизнь я терпела насилие в разных формах. Это ломало меня, загоняло в раковину и делало беспомощной. Я терпела унижения от собственного отца, который хотел мальчика, а родилась я. Он всегда считал чужих детей лучше меня, обзывал горбатой и говорил порой очень жестокие и страшные вещи. А за проявление слабости или слёз следовало моральное уничтожение.
Сексуальное насилие я испытала от своего первого парня. Я знала этого человека 10 лет и никогда не думала, что он сможет так поступить со мной. В апреле 2008 года он изнасиловал меня в анальное отверстие. Я ничего не могла сделать. Мне было страшно, я плакала и пыталась отбиваться, но моих сил не хватило.
В университете я испытала буллинг. Никому не пожелаю такого, когда вся группа тебя хейтит, игнорит и оставляет одну — зная, что тебе нужно перейти из одного кабинета в другой. Приходилось звонить маме и просить ее забрать меня. Спустя какое-то время я ушла оттуда. Мои нервы сдали.
Сколько таких женщин, как я? Сколько из нас вот так прикрывает жестокость тишиной? Сколько женщин терпит и молчит? Тысячи, десятки тысяч...
Благодаря феминизму и активизму я могу бороться за права других женщин и за свои собственные права. Больше никакой тишины, больше никакого молчания. Жестокость должна быть наказана и искоренена. Наши голоса должны быть услышаны.
На изображении мы видим женщину в инвалидной электроколяске, она сидит полубоком и держит в руках плакат с надписью: "жестокость тишиной прикроют #инвапротест". Буквы на плакате очерчены красным маркером и имитируют потеки крови. Фотография черно-белая, а фон за женщиной цветной — градиент, переходящий от ярко-оранжевого к фиолетовому.
Женщина пухлого телосложения, лицо круглое с пухлыми щеками. У неё густые длинные тёмные волосы, уложенные на левую сторону. Её брови чётко подведены, на глазах восточной формы макияж в стиле смоки айс. У неё сильный и крепкий подбородок и ямочка на щеке. В её лице читается уверенность. На женщине белая рубашка, рукава которой закатаны по локоть. На ногах чёрные легинсы, чёрные полосатые носки и серая плотная юбка в клетку. У женщины из-за заболевания все конечности округлые и припухлые. Коляска чёрного цвета, без спинки. Она сидит на пледах, с поддержкой из подушки возле левого бедра.
На изображении мы видим женщину невысокого роста, она стоит на фоне абстрактной картины и держит в руках плакат с надписью: «мне больно #инвапротест». Фон за женщиной и картиной цветной — градиент, переходящий от фиолетового к ярко-оранжевому.
Женщина пухлого телосложения, лицо круглое с пухлыми щеками и широким подбородком. У неё светлые волосы до плеч, с пробором на правую сторону. Её брови широкие и слегка изогнуты, у глаз круглой формы нависшее веко и небольшие стрелки, уголки тонких губ опущены вниз. На женщине надеты белая кофта с длинным рукавом с надписью на английском языке. На ногах чёрные легинсы и чёрные носки. Картина за женщиной выполнена преимущественно в серых, чёрных, синих оттенках и их вариациях.
Мы встречаемся с насилием ежедневно, каждая испытывала его на себе. Женщины с инвалидностью — самые уязвимые, у нас много точек, на которые можно надавить.
Я кричу, я устала молчать. Я не подвергалась физическому насилию, но подвергалась психологическому. В любом случае человек становится жертвой, ему больно. Телесно либо душевно.
Общество всегда давило на меня: нужно скрывать свои особенности, стремиться жить как все. В 13 лет я пережила трепанацию, после этого инвалид детства, потом 3 группа. Всю жизнь пыталась стать «нормальной»: поступила в институт, пыталась найти работу в офисе, скрывала свою болезнь. Я испытывала сильную дискриминацию по признаку инвалидности. В институте часто болела, после чего слышала в свой адрес слова: «Что с тебя взять, ты же больная». Часто подвергалась эмоциональному насилию от врачей.
Но дело в том, что мы все нормальные. Мы разные, хорошие, сильные — не важно, больные, либо здоровые. Не позволяйте совершать насилие над собой, дома или в обществе. Я человек, мне больно. Если в меня ткнут иголкой, пойдет кровь — даже если я не «нормальная».
На изображении мы видим женщину в инвалидном кресле активного типа, она держит в руках плакат с надписью: «НЕВИДИМОСТЬ ОЗНАЧАЕТ НЕЗАЩИЩЁННОСТЬ #инвапротест». Фон за женщиной цветной — градиент, переходящий от ярко-оранжевого к фиолетовому.
Женщина закрывает лицо плакатом. У неё коротко стриженные волосы, чёлка выглядит светлее остальных волос. На женщине тёмный длинный пуховик. На ногах чёрные джинсы и светлые кроссовки. Правая нога выставлена вперёд и носком повернута влево, левая нога стоит на подножке и убрана за правую ногу.
Как часто говорится о проблемах женщин с инвалидностью?
Женщины не защищены.
Женщины с инвалидностью — тем более.
Очень легко попасться на крючок абьюзера. Я сама попадалась и чувствовала себя ужасно, чувствовала, что делаю всё не так, не то. Что недостаточно хороша для человека, которому доставляло удовольствие издеваться над моей неокрепшей самооценкой. Мне буквально было не к кому обратиться — ведь в обществе бытует мнение, что «не бьёт и уже хорошо». А если ты женщина с инвалидностью, то — «скажи спасибо, что внимание обратил/а» и неважно, какой человек.
И это происходит повсюду. Насилие над женщинами с инвалидностью. Эмоциональное и физическое.
Это страшно. Страшно, что масштабы проблемы огромны. Как уйти от того, от кого зависишь физически и материально?
Как, если тебе внушают, что ты непривлекательна и обуза из-за инвалидности? Так много вопросов и совершенно нет ответов. Если мы чего-то не видим — это не значит, что этого нет. Именно поэтому важно обратить внимание на проблему насилия. Я хочу быть видимой. Я хочу быть защищённой.
На изображении прямоугольного формата мы видим девушку, которая держит перед собой плакат с надписью: «ЧУДОВИЩ РОЖДАЕТ ОБЩЕСТВО. НЕ БУДЬ РАВНОДУШНЫМ #инвапротест». Фон за девушкой — градиент, переходящий от ярко-оранжевого к фиолетовому.
На фотографии девушку видно только по пояс. На ней чёрная кофта с длинным рукавом и тёмные джинсы, а на пальце левой руки надето кольцо. У девушки длинные волосы, широкие прямые брови, крупные тёмные глаза и полные губы, правый уголок которых приподнят вверх.
Женщины и девочки с особыми потребностями в России испытывают дискриминацию вдвойне: в обществе и зачастую в семье. Я инвалид с детства. С самого начала своей жизни я переживала психологическое и физическое насилие со стороны отца-алкоголика, который, вероятно, и стал первопричиной моей болезни. (Я считаю, на основе собственных исследований гендерного насилия, что алкоголизм родителей является одной из основных причин врожденной инвалидизации детей в РФ*). Это происходило до декриминализации домашнего насилия, я систематически до самой смерти отца была его жертвой.
Естественно, постоянный стресс негативно влиял на моё состояние. Но самое страшное не это. Такое насилие возможно потому, что общество стигматизирует «отличающихся» людей. Постсоветская ментальность берет своё: люди не готовы принимать тех, кто по каким-то причинам находится в состоянии уныния и страданий. Им не хочется этого видеть и замечать. И в РФ и так принято считать: бьёт значит любит. А если речь идёт об инвалидах... Насилие в семье, равнодушие в обществе, буллинг приводят к плачевным результатам. К тому, что описано в популярном фильме «Джокер». Таких «счастливчиков» среди людей с особыми потребностями — половина**.
Я понимала, наверное, всегда: происходящее со мной ненормально. Но я винила отца, выгораживая равнодушное окружение. А ситуацию с буллингом (в том числе и то, что учителя раскрывали мои персональные данные) я осознала гораздо позже. До переезда и возраста зрелости я винила себя и считала, что такое отношение — норма.
В полицию поступала информация о побоях — из детской больницы, куда я несколько раз была госпитализирована. Были зарегистрированы многократные обращения, собраны доказательства и экспертизы. Но коррупция помогла отцу избежать ответственности: несмотря на то, что я была ребёнком-инвалидом, его отпускали и не привлекали. Открыто озвучивалось: по причине родственных связей отца в МВД. Участковый мне «сочувствовал». Даже то, что у моей матери был большой административный ресурс в нашем регионе, не помогло.
Сейчас я не чувствую себя в безопасности в России. Мне не хватает прежде всего институциональных механизмов для защиты своих интересов. Пока нет государственной позиции. Нет закона о домашнем насилии. Его необходимо принять, и наличие инвалидности у жертвы должно быть отягчающим обстоятельством. Мне кажется, эффективная антикоррупционная кадровая политика также могла бы улучшить работу правоохранительной системы и институтов соцзащиты. Сегодня в этой сфере они существуют скорее формально.
Так, я не прохожу сейчас МСЭ, потому что я социально адаптирована и понимаю: это требует больше затрат, чем я получу пользы. Я вообще не рассчитываю на государство, да и в моём случае оно мне не поможет. Парадокс: у меня диагноз, который не изменится сам по себе, но с 18 лет меня гоняли на комиссию каждый год. При том, что дали мне III группу под предлогом «Ты умная, зачем тебе льготы, и так поступишь». Я уверена в коррупции здесь, поэтому не хочу тратить силы.
Помимо институциональных мер должны быть приняты и глобальные: информирование, просвещение с детства. Нужно объяснять суть домашнего насилия, его последствия для общества: только в США, по данным ООН, ежегодно расходуется 20 млрд долларов на помощь пострадавшим от домашнего насилия.
Необходимо воспитывать гуманное отношение и социальное неравнодушие. Такие образовательные проекты должны базироваться на конкретных данных и опираться на «общественное благо», а не сводиться исключительно к вопросам этики. «Нельзя, потому что плохо» — это не действует на обывателей.
Сейчас я не подвергаюсь домашнему насилию. Я испытываю его последствия, о которых мне не с кем поговорить. Как и последствия буллинга и стигматизации. Это прошлое влияет на мою жизнь: повышенная тревожность, поведенческие искажения. Чувство, что я скрываю какую-то тайну, потому что мой диагноз нельзя визуально идентифицировать. Возможно, мне сложнее: я испытывала боль, но не получила сочувствия, и более того, меня гнобили.
Это заставляло жить в постоянном стрессе. Наверное, поэтому внутренне мне хочется сожаления. Для всех я — успешный человек, кандидат наук, красивая девушка из хорошей семьи. Поэтому надо держать лицо. Именно из-за особенностей диагноза. Я хочу его открыть, потому что горжусь своей силой духа — ведь я пережила всё это. Хочу помочь другим, но жду момента.
На митинге протеста против домашнего насилия на моём плакате было бы написано: «Чудовищ рождает общество. Не будь равнодушным».
*, ** - личное мнение участницы, не является статистикой
Больше всего я видела домашнее насилие над женщинами с психиатрической инвалидностью. Буквально вчера моей подруге стал угрожать её брат-бизнесмен. Хочет выселить её из квартиры, которая в их совместной собственности. Сестра ему мешает — иначе сдал бы квартиру и получал 240 тысяч рублей в год... А до этого он же лишил её приватизации в трёхкомнатной родительской квартире. Получили её как раз благодаря инвалидности подруги. Но после этого на свою долю жилплощади их мать написала на него дарственную...
Множество историй — подобных моей собственной и поэтому мне понятных.
Выросший в условиях насилия человек дезадаптирован, это подпитывает самообвинения и чувство своего бесправия. Бесплатные психологи при ПНД не квалифицированы для решения подобных ситуаций, юридической защиты бесплатно по факту не найти. Совсем недавно я пыталась обратиться в правозащитную организацию «Гражданский контроль». Надо было всего лишь найти юридически грамотного человека, который мог бы стать моим законным представителем в больнице. Родственникам это не нужно. Я даже готова была заплатить несколько тысяч, если будет необходим выезд в больницу. Мне отказали ответным письмом в течение часа — то есть даже не пытались найти человека.
с кастрюлей на голове...
Я не чувствую себя защищённо в России. Полиция по факту не делает ничего, даже наоборот: когда моего друга-инвалида ограбили, милиционеры давили на него, чтобы не заявлял и не портил статистику... Страшная медицина. Если нет родственников, которые контролируют ситуацию и / или готовы дать взятку, человека могут просто бросить умирать... Вообще государственные структуры работают чисто формально. А в ситуации домашнего и особенно психологического насилия обратиться не к кому.
Над решением проблемы нужно работать серьёзно, а не для галочки. Я не знаю, какие именно меры нужны, чтобы покончить с домашним насилием над женщинами с инвалидностью в России, всё слишком плохо.
Я считаю, что любое физическое и моральное насилие над женщиной не допустимы. Да, в России существуют кризисные центры помощи женщинам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации, но они не всегда эффективно работают. И порой не знают, как правильно оказать помощь именно женщине с инвалидностью. А если и вызываешь участкового, то не факт, что он вообще примет заявление. Потому что никому не нужна лишняя головная боль. В России не могут «здоровых» женщин защитить, не говоря уж о женщинах с инвалидностью.
Думаю, для решения проблемы домашнего насилия над женщинами с инвалидностью в России необходимо принять те же меры, что в ситуации с женщинами без неё. Нужен единый закон, обеспечивающий права женщин, подвергшихся домашнему насилию. Нужно больше мероприятий по профилактике домашнего насилия — до того, как ситуация стала уже непоправимой. Сейчас я не чувствую себя защищённо в России. Чувствую одиночество и неспособность защитить себя и ребёнка. Не хватает уверенности в завтрашнем дне.
Поводом может стать любая бытовая мелочь — забытая на столе тарелка, например.
Я обращалась в своем городе в кризисный центр помощи женщинам, оказавшимся в трудной жизненной ситуации. На тот момент я получила необходимую помощь, там работают хорошие отзывчивые люди. Которые мне помогли. Но потом я снова стала жертвой домашнего насилия.
Я не хочу больше никуда обращаться. Боюсь: если буду это всё афишировать, заберут ребёнка. Я не могу так рисковать. На митинге протеста против домашнего насилия на моём плакате написано:
«Я — женщина и человек, я хочу жить, а не существовать. Я против домашнего насилия в любых его проявлениях».
На изображении мы видим женщину, держащую в руках плакат, на котором надпись: «МЫ В ЗАПАДНЕ #инвапротест».
У женщины коротко стриженные волосы, чёлка уложена на левую сторону. На ней надеты крупные очки в чёрной оправе с прозрачными стеклами, полосатая кофта, джинсы подвёрнуты до колен, из-под джинс мы видим протез правой ноги. На ней чёрные кроссовки и чёрные гольфы. Её лицо сосредоточено и взгляд направлен прямо в кадр. Изображение женщины чёрно-белое, а фон за ней цветной — градиент от ярко-оранжевого к фиолетовому.
Когда я думаю о таких же, как я, женщинах с инвалидностью — о том, в какой действительности мы живём — я испытываю отчаяние от этой безысходности.
У нас нет нужных законов для защиты нашей жизни, жизней женщин с инвалидностью.
Мы не можем убежать и наши крики никто не услышит.
Как нам самообороняться?
>Как, если мы слабее — а значит, беспомощнее — чем условно «здоровые» женщины?
Что нам делать, когда мы как в западне?
Я чувствую ужас от того, сколько женщин с инвалидностью сейчас живут в ситуации домашнего насилия и не могут уйти.
В конце концов, даже если удастся отбиться, то нас будут судить за убийство, как Ларису Кошель*.
Так не должно быть, защита нашей жизни не должна ложиться только на наши плечи.
Мы должны иметь прежде всего возможность подать эти заявления. И подать их без страха, что за это с нами будут обращаться ещё хуже, а мучители останутся безнаказанными.
Для женщины с инвалидностью дом не должен быть тюрьмой с надзирателями.
Мы в западне и я прошу: сделайте с этим что-нибудь!
* – впоследствии после апелляции осуждена условно за превышение необходимой самообороны
Ситуация с домашним насилием над женщинами в принципе — чудовищна. Даже физически и ментально здоровые на момент вступления в (абьюзивные) отношения девушки не всегда имеют ресурсы на то, чтобы уйти. Не говоря уже о женщинах с инвалидностью и нейроотличиями. Я убеждена, что мы так никогда и не узнаем полной статистики по преступлениям в отношении девушек с инвалидностью. Потому что обращение в полицию — это не только вторичная травматизация, но ещё и подрыв хоть какой-то безопасности в совместной жизни с абьюзером. Это ужасно.
В России нужны криминализующий домашнее насилие закон и защитный ордер, которые реально бы работали — как минимум. Здесь я не чувствую себя в безопасности.
В это время мы жили с ним — старший брат и я. Брата часто не было дома, а у меня не было друзей или кого-либо, кому я могла бы доверять и рассказать.
Я поняла, что происходящее ненормально, когда всё закончилось, примерно через год после. Меня винили в происходящем, я сама винила себя. Боялась обращаться за помощью.
Пережитое насилие и ежедневный страх нового насилия ограничивает мою жизнь. От банальностей в виде перцового баллончика, который всегда с собой, и заканчивая ПТСР после хронического насилия — всё это сильно ограничивает.
На митинге протеста против домашнего насилия на моем плакате было бы написано:
«Я пережила насилие в 12 лет. Спровоцировала?».
Когда я думаю о домашнем насилии в России, чувствую себя беспомощной. Это ужасно.
Я пережила насилие. Меня изолировали, унижали. Угрожали. Внушали, что я неадекватная, ничтожная, никому не нужная и ни с чем не способная справиться. Меня били. Меня насиловали. Меня запугивали. И я ещё не полностью поняла, что то, что происходило, было ненормально. Умом я знаю это, но всё равно чувствую, будто со мной так можно — ведь я не смогу доказать обратное и успешно постоять за себя.
Я боялась обращаться за помощью. Когда я звонила по телефону доверия, мне не помогли.
Я только потом поняла, что они это делали потому, что им это доставляло удовольствие. Это не было нужно для подачи заявления и наказания насильника.
Насилие ограничивает мою жизнь, в каждом аспекте. Я живу в постоянном страхе, у меня остались психотравмы от того, что со мной можно так обращаться и мои обидчики никогда не бывают наказаны. Я чувствую себя бесправной и безресурсной.
Продлила, потому что меня водили собирать нужные документы и разговаривали с врачами. Показали, что мной кто-то занимается, что я не одна.
Здесь, в России, я не чувствую себя в безопасности. Не хватает поддержки, заботы, любви, чувства нужности, уверенности в себе. Нет постоянного социального круга. Я считаю, необходимо повысить пенсию до такого уровня, чтобы женщина могла перемещаться по стране и даже по миру. Ввести всемирные проездные карточки, чтобы они работали не только в одном городе. Всегда должно быть место, куда можно обратиться и быть уверенной, что там действительно помогут.
На митинге против домашнего насилия на моём плакате было бы написано: «Помогайте нам стоять за себя».
На изображении мы видим женщину в инвалидной электроколяске с плакатом в руках: "БЬЁШЬ ДОЧЬ/СЕСТРУ/ЖЕНУ С ИНВАЛИДНОСТЬЮ -- СИДИ В ТЮРЬМЕ, А НЕ НА ПОСОБИИ ПО УХОДУ #инвапротест". Фотография женщины чёрно-белая, а фон за ней цветной, градиент от от фиолетового к ярко-оранжевому.
Женщина сидит к нам лицом, скрестив ноги, стоящие на подножке коляски. Женщина худого телосложения, её светлые волнистые волосы ниже ушей. У женщины тонкие брови и нос, пухлые губы и крупные глаза. На ней надеты водолазка с абстрактным принтом, леопардовая рубашка, чёрные штаны с белыми полосками и носки в тон к водолазке.
Несмотря на то, что мы вступаем в новое десятилетие, мир всё ещё охвачен эпидемией насилия над женщинами. Россия не исключение. Насилие повсюду – насилие за закрытыми дверями наших домов.
Мы, женщины и девочки с разными видами инвалидности, безоружны против домашнего агрессора. Нынешние социальные и правовые механизмы никак не могут спасти нас — вся власть в руках домашних тиранов.
Вырваться из этого ада нам поможет грамотная социальная политика в отношении людей с инвалидностью и закон, полностью оберегающий женщин и девочек с инвалидностью от домашнего насилия.
Мы не сможем выбраться, пока всеми нашими мизерными ресурсами, получаемыми от государства, распоряжаются те, кто нас абьюзит. Нам нужны гарантии, нам нужна комплексная защита. Уверенность, что нам не придётся вернуться в дом, где царит насилие.
победим эпидемию насилия.
Российское законодательство гласит: есть информация, которая наносит вред несовершеннолетним людям. Такой контент есть и на нашем сайте.
Пожалуйста, берегите себя — заходите на сайт, только если вам уже исполнилось 18 лет.
Мне 18 лет или более